Окуная перо в чернила, я мрачно кивал головой. Пропорции — это главное. В них заключена магия архитектуры. Отныне любой, кому доведется смотреть на Круг, будет испытывать странное, неуютное чувство, не понимая, что его гнетет. Здесь перекошено, тут недотянуто.
Я оставлю в мире свой темный след. Словно падший ангел, я нарушу райскую гармонию. И пусть Форрест, Комптон и Аллин удавятся на первом суку!
Когда я поднял голову от чертежа, стемнело.
Напоследок я перерисовал одну из метоп. Вместо гордо стоящего дерева изобразил расколотый ствол, пораженный молнией.
Позже, лежа на своем чердаке, я слушал звуки, долетавшие снизу: шаги Форреста, радостный возглас Сильвии. За окном шумели галки. Я вспомнил птиц, запертых в пустой комнате недостроенного дома, как отчаянно они бились в стекло, ломая шеи и крылья. Глупые перепуганные создания.
Внезапно я с ужасом понял, что мало чем от них отличаюсь. Как и они, беспомощно хлопаю крыльями.
Или падаю с невообразимой высоты.
БЛАДУД
Чтобы создать великое произведение, художник должен выведать тайны земли. Знание того, как огородить пространство, дает власть над людьми. Свободны лишь птицы, людей окружают стены, улицы и дороги. Если в них заключена гармония, люди становятся лучше.
Архитектор — волшебник и король.
Я путешествовал и учился. Я видел Трою, Иерусалим и Авалон.
Поклонялся Аполлону.
Я измерил храм Соломона.
Плавал за северным ветром.
И везде искал совершенство форм и величие соразмерности.
Ибо задумал я выстроить величайшее строение в Логрии. Строение, слава о котором будет греметь в веках.
Рябь на поверхности времени.
СУЛИС
Чайник забурлил и выключился. Джош залил кипятком заварку, размешал, поставил на поднос сахарницу, две полосатые кружки и отнес поднос в гостиную.
— Прикольная кухня.
Сулис кивнула.
— Это все Ханна. Помешалась на травах, сама делает специи и колдует над горшочками. Саймон ест и помалкивает. И никогда не отважится спросить, что там, внутри. — Сулис подняла глаза на Джоша, который устроился на подоконнике. — В предпоследней семье, где я жила, магазинную еду разогревали в микроволновке.
Они спустились в гостиную выпить чаю. После рассказа Сулис атмосфера в маленькой спальне слишком сгустилась, но теперь, сидя на диване с поджатыми ногами, она думала, что их разговор, ставший испытанием для нее, не слишком взволновал Джоша. Уже завтра он обо всем забудет.
— Давай выйдем на воздух, — предложил он. — Прогуляемся, в мини-гольф сыграем, покормим уток.
Сулис кивнула.
Они помолчали. В окне за спиной Джоша хорошо просматривался противоположный фасад, совершенный в своем ритмическом величии.
— У Кейтлин был пунктик относительно птиц. Она носилась по школьному двору, раскинув руки и воображая себя то орлом, то самолетом. Мне кажется, она думала, достаточно сильно махать руками, чтобы взлететь.
— Не могла же она всерьез…
— Мы были детьми. Вспомни себя ребенком. У детей свой мир.
Сулис допила чай и со стуком опустила кружку на стеклянную поверхность стола.
— Тот человек стал приближаться к нам, и Кейтлин сказала: «Не подходи, или я прыгну!» Он остановился и произнес: «Не надо. Я не причиню тебе зла».
Шел дождь, я плакала в голос. А затем этот внезапный порыв ветра, Кейтлин покачнулась и…
— Почему вы не убежали?
— Мимо него? Другого пути не было!
— Но…
— Мы не могли двинуться с места, Джош. Словно окаменели.
Сулис обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.
— Кейтлин вцепилась в меня, и внезапно я поняла, что если она упадет, то увлечет меня за собой. Я испугалась и попыталась вырваться, но она крепко сжимала мою руку.
Сулис вскочила и принялась расхаживать по комнате.
— Сулис, послушай…
— Нет, я должна закончить. Я кричала, пыталась выдернуть руку, а он сказал ей: «Попробуй, малышка, ведь ты умеешь летать. Все будет хорошо, ничего не бойся». Она обернулась. Я увидела его руку. Рука лежала на ее спине. А потом… она оказалась на краю крыши.
— Он толкнул ее?
— Я видела, как она падала. Все ниже и ниже. И как коснулась тротуара.
С улицы донесся смех. Дверца машины хлопнула, завелся мотор. Они слушали затихающий шум.
Наконец Джош спросил:
— Она разбилась?
— Насмерть.
Как ни странно, ей стало легче. Сулис сползла на край дивана и продолжила рассказ.
— Когда я обернулась, тот человек уже ушел. Наверное, я была на грани обморока, потому что больше ничего не помню. Проснулась на следующее утро на соломе, окоченевшая. Я спустилась вниз, вышла на улицу. Кейтлин лежала на земле, и тогда я поняла, что все это не было ночным кошмаром. Больше я ее не видела, но я рада, что попрощалась с ней. Она лежала на земле, бледная и прекрасная, словно разбитая фарфоровая статуэтка. Крови почти не было. А потом прибежали люди, стали кричать, и меня забрали в полицию.
— А тот…
Сулис подняла глаза.
— Они так и не поймали его, Джош. В этом-то все и дело. Я единственная, кто может его опознать.
Несмотря на пронизывающий ветер, они долго гуляли по парку. Туристические автобусы медленно объезжали Королевский полумесяц — объективы всех камер были направлены в одну сторону. Сулис настороженно вглядывалась в окна. Взяв напрокат клюшки, погоняли мячи по искусственному газону, такому яркому на фоне красных флажков и синего осеннего неба. Пиная ногой листья, Сулис рассказывала Джошу о том, как шло расследование, о газетных версиях и безуспешных поисках убийцы.
— Считалось, что мне нечего бояться, но тот фотограф колесил по всему миру. А потом начались угрозы. В нашем доме разбили стекло. По почте приходили письма, но мне никогда их не показывали. Нам пришлось переезжать. С тех пор я нигде надолго не задерживаюсь.
— А твоя мама? — спросил Джош, глядя на уточек.
— Она умерла через год. Сердечный приступ. Ей было всего сорок, — голос Сулис был серый и тусклый, как вода в пруду. — Мне сказали, что ее болезнь не связана с тем, что случилось, но… после той трагедии мама изменилась. А потом у меня были приемные родители, десять разных пар. Трижды мне казалось, что я вижу его, только на этот раз, кажется, он и впрямь меня нашел.
— Тогда тебе нужно идти в полицию.
— Нет!
— Сулис…
— Думаешь, я не пробовала? Они считают меня… в последний раз они ясно дали понять, что я все выдумываю!
Сулис покраснела, вспомнив инспектора, который посматривал на часы и вместо записи ее рассказа чертил в блокноте каракули.
— Считают меня истеричкой. Они не понимают, не хотят ко мне прислушаться! Тот человек здесь, и только я знаю, как он выглядит.
Уточки столпились у берега, селезни щеголяли яркими зимними нарядами. Сулис отломила кусок и покрошила, наблюдая, как крупные особи впереди хватают крошки.
— Эту не забудь. — Джош показал на маленькую лысуху.
Сулис бросила птицам еще хлеба, стараясь никого не обделить. Ей нравилось смотреть, с какой жадностью утки набрасываются на еду. Простые, бесхитростные создания, они были свободны. Рассказав свою историю, Сулис и сама почувствовала себя свободнее.
Джош молчал, переваривая ее рассказ. Они прошлись вдоль Полумесяца, спустились в город, двигаясь от рынка к галерее, где какое-то время праздно шатались по выставке чертежей и рисунков.
Один из рисунков был сделан рукой Джонатана Форреста. Он изображал Круг, и Сулис решила всмотреться в рисунок внимательнее, но его сложность — все эти линии и углы — почему-то раздражала ее. Словно под ее взглядом линии постоянно двигались.
— Пора домой, — сказала она, когда они вышли на улицу.